Неточные совпадения
— Сударыня, — торжествующе взывал Пыльников. — Все-таки, все-таки — как же вы решаете
вопрос о смысле
бытия? Божество или человечество?
Он вдруг остановился среди комнаты, скрестив руки на груди, сосредоточенно прислушиваясь, как в нем зреет утешительная догадка: все, что говорит Нехаева, могло бы служить для него хорошим оружием самозащиты. Все это очень твердо противостоит «кутузовщине». Социальные
вопросы ничтожны рядом с трагедией индивидуального
бытия.
Постепенно начиналась скептическая критика «значения личности в процессе творчества истории», — критика, которая через десятки лет уступила место неумеренному восторгу пред новым героем, «белокурой бестией» Фридриха Ницше. Люди быстро умнели и, соглашаясь с Спенсером, что «из свинцовых инстинктов не выработаешь золотого поведения», сосредоточивали силы и таланты свои на «самопознании», на
вопросах индивидуального
бытия. Быстро подвигались к приятию лозунга «наше время — не время широких задач».
Полупризрачное
бытие Турции, которое долгое время искусственно поддерживалось европейской дипломатией, задерживало Европу в ее замкнутом существовании, предохраняло от слишком острых и катастрофических постановок
вопросов, связанных с движением на Востоке.
До последней степени обострившийся
вопрос об отношении всякого индивидуального национального
бытия к единому и объединенному человечеству должен быть решен, как
вопрос космического размаха.
Я теперь в новой крайности — это идея социализма, которая стала для меня идеей новой,
бытием бытия,
вопросом вопросов, альфою и омегою веры и знания.
Наша философия должна развиться из нашей жизни, создаться из текущих
вопросов, из господствующих интересов нашего народного и частного
бытия».
Но он все-таки по-иному решает
вопрос о
бытии.
В Перво-Божестве, которое выше всех Лиц Троицы и связанной с ними диалектики, предвечно и абсолютно преодолевается всякая антиномичность, по отношению к Нему исчезает даже сам
вопрос о
бытии и небытии.
Для него ведь гносеологический
вопрос есть
вопрос об отношении
бытия к
бытию, а не мышления к
бытию, и поэтому это
вопрос гносеологически-онтологический.
В Апокалипсисе дано пророческое разрешение того антропологического
вопроса, который поставлен в книге
Бытия.
Но сам же Лосский помогает нам перенести
вопрос о дефектах познания на почву онтологическую, увидеть корень зла в самом
бытии, в самой живой действительности, а не в том, что субъект конструирует объект и тем умерщвляет в нем жизнь.
Сообразив все это, он выпивает рюмку за рюмкой, и не только предает забвению
вопрос о небытии, но вас же уму-разуму учит, как вам это
бытие продолжить, упрочить и вообще привести в цветущее состояние.
А что есть истина? Вы знаете ли это?
Пилат[17] на свой
вопрос остался без ответа,
А разрешить загадку — сущий вздор:
Представьте выпуклый узор
На бляхе жестяной. Со стороны обратной
Он в глубину изображен;
Двояким способом выходит с двух сторон
Одно и то же аккуратно.
Узор есть истина. Господь же бог и я —
Мы обе стороны ея;
Мы выражаем тайну
бытия —
Он верхней частью, я исподней,
И вот вся разница, друзья,
Между моей сноровкой и господней.
По
вопросу о
бытии и небытии в учении Платона заслуживает серьезнейшего внимания исследование Nicolai Hartmann.
Идя по этому пути мысли, неизбежно приходим и к предельному
вопросу космологии — о реальности идей: свойственна ли она высшим, умопостигаемым началам
бытия, платоновским идеям, как в их раздельности, так и в их органической целокупности?
(Очевидно, насколько сила этого аргумента связана с прочностью Логики Гегеля: центральный
вопрос о природе и содержании веры решается справкой с параграфом о «
бытии»!)
Абсолютное выше
бытия, оно создает
бытие, и это создание есть творение из ничего, положение
бытия в небытии [
Вопрос этот составлял предмет спора между итальянскими мыслителями Розмини и Джоберти, причем первый определяет Бога именно как абсолютное
бытие, второй же различает сущее и существующее, причем, по формуле Джоберти, сущее творит существующее (ср. В. Эрн.
Они опираются, конечно, при этом на работу античной мысли и, надо думать, прежде всего на Платона, который в удивительном «Пармениде» своем, а также и в «Софисте» дал мастерский анализ
вопроса о связи
бытия и небытия [В диалоге «Парменид», в этой «божественной игре» знающего свою мощь гения, диалектически вскрывается неразрывность
бытия и небытия,
бытие не только
бытия, но и небытия, равно как и небытие не только небытия, но и
бытия.
Даже на
вопрос о
бытии Божием следует отвечать так: «Он ни существует, ни не существует.
B III книге «De divisione naturae» Эриугена дает подробное и всестороннее исследование
вопроса о ничто (особенно гл. IV–XXIII), из которого создан мир, подвергая критике и отвержению церковное понимание ничто, как ниже —
бытие или не
бытие, и утверждая, как единство мыслимое и последовательное, свое вышеизложенное понимание.
«
Вопрос о том, что лучше —
бытие или небытие, — сам по себе уже есть болезнь, признак падения, идиосинкразия».
На все эти
вопросы Ницше отвечает утвердительно и в таком именно отношении к ужасам
бытия видит характернейшую особенность жизнеощущения дионисического.
Основной
вопрос гносеологии есть
вопрос о том, кто познает и принадлежит ли к
бытию тот, кто познает?
И весь
вопрос в том, в какой мере такое созерцаемое
бытие есть продукт мысли, результат переработки сознанием.
Но критика познания ставит
вопрос, в какой степени в то, что мы называем
бытием, приходят продукты мысли, в какой степени активность субъекта конструирует «
бытие», которое потом представляется первичным.
Вопрос об отношении творчества к
бытию ведет к другому коренному
вопросу — об отношении творчества к свободе.
На вершинах культуры ставится
вопрос, есть ли культура путь к иному
бытию или культура есть задержка в середине и нет из нее трансцендентного выхода.
Женщина, страдающая от неразделенной любви, на
вопрос, что такое
бытие, всегда ответит:
бытие есть неразделенная любовь.
Вопрос совсем не в том, что мир и человек внебожественны, а в том, что каждое лицо, каждое существо имеет
бытие свободное и самостоятельное.
Если допустить божественность
бытия, в котором совершается лишь перераспределение извечно данного, лишь истечение, то о творчестве никогда в мире не могло бы возникнуть и
вопроса.
Тут грозный и страшный
вопрос о цели и смысле
бытия и чистосердечный ответ, от которого веет весною и солнечным блеском: нужно жить, чтобы любить людей, которые так несчастны.
Он также еще не знает своего «во имя», но переходит от формы к содержанию, от
вопроса о законных правах познания к
вопросу о самом познании жизни и
бытия.